Монтень
Сократ, мысль которого отличалась такой широтой и таким богатством, смотрел на вселенную как на свой родной город, отдавая свои знания, себя самого, свою любовь всему человечеству — не так, как мы, замечающие лишь то, что у нас под ногами.
Нищете материальной нетрудно помочь, нищете души — невозможно.
Отличительный признак мудрости — это неизменно радостное восприятие жизни; ей, как и всему, что в надлунном мире, свойственна никогда не утрачиваемая ясность.
Однако не легко установить границы нашему разуму: он любознателен, жаден и столь же мало склонен остановиться, пройдя тысячу шагов, как и пройдя пятьдесят.
…Я следую Платону, который говорит, что истинная философия — это твердость, верность и добросовестность.
…Что до философов древности, то они, по моему мнению, великие в мудрости, проявляли еще больше величия в своей жизни.
Приговор, выносимый мною самому себе, гораздо строже и жестче судебного приговора, ибо судья применяет ко мне ту же мерку, что и ко всем, тогда как тиски моей совести крепче и беспощаднее.
Кто бы ни преподносил мне истину, я радостно приветствую ее, охотно сдаюсь ей, протягиваю ей свое опущенное оружие, даже издалека видя ее приближение.
Разуму нечего выбирать, если выбор нужно производить между истиной и ложной видимостью.
…Было бы глупым бахвальством презирать и осуждать как сложное то, что кажется нам невероятным.
Разум — оружие, опасное для самого его владельца, если только он не умеет пользоваться им благоразумно и осторожно.
…Иногда я противоречу себе самому, но истине… я никогда не противоречу.
Мир наш — только школа, где мы учимся познавать. Самое важное не взять приз, а проявить больше всего искусства в состязании.
Я убедился на опыте, что то, чего не удалось достичь одному, удается другому; что то, что осталось неизвестным одному веку, разъясняется в следующем; что науки и искусства не отливаются сразу в готовую форму, но образуются и развиваются постепенно, путем повторной многократной обработки и отделки… Так вот и я не перестаю исследовать и испытывать то, чего не в состоянии открыть собственными силами; вновь и вновь возвращаюсь все к тому же предмету и, поворачивая и испытывая его на все лады, я делаю этот предмет более гибким и податливым, создавая таким образом для других, которые последуют за мной, более благоприятные возможности овладеть им. То же самое сделает и мой преемник для того, кто последует за ним.
По правде сказать, в любом деле одним уменьем и стараньем, если не дано кое-что от природы, многого не возьмешь.
Удовлетворенность ума — признак его ограниченности или усталости. Ни один благородный ум не остановится по своей воле на достигнутом: он всегда станет притязать на большее, и выбиваться из сил, и рваться к недостижимому. Если он не влечется вперед, не торопится, не встает на дыбы, не страдает — значит он лишь наполовину жив… Пища его — изумление перед миром, погоня за неизвестным, дерзновение.
…Мы рождены для поисков истины.
Кто ясно видит величие чужой мысли, тот и сам поднимается до того же уровня и возносит свою мысль на ту же самую высоту.
Презирать то, чего мы не можем постигнуть — опасная смелость, чреватая неприятнейшими последствиями, не говоря уж о том, что это нелепое безрассудство.
Бич человека — это воображаемое знание.
Как пустующая земля, если она жирна и плодородна, зарастает тысячами видов сорных и бесполезных трав и, чтобы заставить ее служить в наших целях, необходимо сначала подвергнуть ее обработке и засеять определенными семенами… Так же и с нашим умом. Если не занять его определенным предметом, который держал бы его в узде, он начинает метаться из стороны в сторону.
Всякий, кому предстоит делать дело, увидит, что прежде всего он должен познать, что он такое и на что он способен.
Мера жизни не в ее длительности, а в том, как вы использовали ее: иной прожил долго, да пожил мало; не мешкайте, пока пребываете здесь.
…Уменье держать себя с людьми — вещь очень полезная. Подобно любезности и красоте, оно облегчает нам доступ в общество и способствует установлению дружеских связей, открывая тем самым возможность учиться на примере других и вместе с тем подавать пример и выказывать себя с хорошей стороны, если только в нас действительно есть нечто достойное подражания и поучительное для окружающих.
В начале всяческой философии лежит удивление, ее развитием является исследование, ее концом — незнание.
…Истинная философия — это твердость, верность и добросовестность.
Страсти заставляли философов трудиться, проводить бессонные ночи и пускаться в странствия.
В конце концов мы знали бы не больше, чем какой-нибудь камень, если бы мы не знали, что существуют звук, запах, свет, вкус, мера, вес, мягкость, твердость, шероховатость, цвет, гладкость, ширина и глубина. Такова основа, таков принцип всего здания нашей науки.
Я не вмешиваюсь ни в орфографию… ни в пунктуацию: я малосведущ как в той, так и в другой. Когда меня лишают всякого смысла, я не очень-то об этом печалюсь, ибо тут с меня снимается, по крайней мере, ответственность; но где его искажают или выворачивают на свой собственный лад, как это часто случается, там меня, можно сказать, окончательно губят.
Хорошее сочинение не утрачивает для меня присущих ему достоинств и в том случае, если оно нападает на дело, которое я защищаю.
С бумагой я беседую, как с первым встречным. Лишь бы говорилась правда. Это важнее всего.
Сочинять книги без знаний и мастерства не означает ли то же самое, что класть крепостную стену без камней…
Я полагаю — ив этом я могу опереться на Сократа — что тот, у кого в голове сложилось о чем-либо живое и ясное представление, сумеет передать его на любом, хотя бы на тарабарском наречии…
Что до меня, то я прежде всего хотел бы знать надлежащим образом свой родной язык…
Сам предмет подсказывает слова.
Когда суть дела обдумана заранее, слова приходят сами собой.
Погрешности в отделке никогда не сказываются так явственно, как тогда, когда материал не может сам за себя постоять.
Сильное воображение порождает событие, говорят ученые.
- Валаамова ослицаВалак, царь моавитян, рассказывает Библия, послал гонцов за волхвом Валаамом, чтобы тот пришел и волшебством уничтожил израильтян, осадивших моавитский город Иерихон. Валаам сел на свою ослицу и пустился в путь. Но библейский Бог был на стороне Израиля: он запретил ослице идти. Смирное животное начало останавливаться на каждом шагу. Валаам дважды побил ослицу. На третий раз...