Ларошфуко
Франсуа де Ларошфуко (1613—1680) — французский писатель-моралист. В афористической форме изложил философские итоги наблюдений над природой человеческого характера. Ларошфуко хотел помочь человеку «познать самого себя» и считал величайшим подвигом дружбы открыть другу глаза на его собственные недостатки.
Вкусы меняются столь же часто, сколь редко меняются склонности.
Хороший вкус говорит не столько об уме, сколько о ясности суждений.
Чтобы стать великим человеком, нужно уметь искусно пользоваться всем, что предлагает судьба.
Только стечение обстоятельств открывает нашу сущность окружающим и, главное, нам самим.
Мы вступаем в различные возрасты нашей жизни, точно новорожденные, не имея за плечами никакого опыта, сколько бы нам ни было лет.
Легче познать людей вообще, чем одного человека в частности.
Люди никогда не бывают ни безмерно хороши, ни безмерно плохи.
Как бы ни кичились люди величием своих деяний, последние часто бывают следствием не великих замыслов, а простой случайности.
Миром правят судьба и прихоть.
Судьба все устраивает к выгоде тех, кому она покровительствует.
Мы редко до конца понимаем, чего мы в действительности хотим.
Окончательно соскучившись, мы перестаем скучать.
Нигде не найти покоя тому, кто не нашел его в самом себе.
Может ли человек с уверенностью сказать, чего он захочет в будущем, если он не способен понять, чего ему хочется сейчас.
Судьбу считают слепой главным образом те, кому она не дарует удачи.
С судьбой следует обходиться, как со здоровьем: когда она нам благоприятствует — наслаждаться ею, а когда начинает капризничать — терпеливо выжидать, не прибегая без особой необходимости к сильнодействующим средствам.
Зло, как и добро, имеет своих героев.
Если кто-нибудь сделает нам добро, мы обязаны терпеливо сносить и причиняемое этим человеком зло.
Причинять людям зло большей частью не так опасно, как делать им слишком много добра.
Как бы ни был проницателен человек, ему не постигнуть всего зла, которое он творит.
Опаснее всего те злые люди, которые не совсем лишены доброты.
Чистосердечно хвалить добрые дела — значит до некоторой степени принимать в них участие.
Умеренность счастливых людей проистекает из спокойствия, даруемого неизменной удачей.
Наши прихоти куда причудливей прихотей судьбы.
Нам дарует радость не то, что нас окружает, а наше отношение к окружающему, и мы бываем счастливы, обладая тем, что любим, а не тем, что другие считают достойным любви.
Счастье и несчастье человека в такой же степени зависят от его нрава, как и от судьбы.
Как ни обманчива надежда, все же до конца наших дней она ведет нас легкой стезей.
Счастливые люди неисправимы: судьба не наказывает их за грехи, и поэтому они считают себя безгрешными.
Счастье и несчастье мы переживаем соразмерно нашему себялюбию.
Существует такая степень счастья и горя, которая выходит за пределы нашей способности чувствовать.
Наше душевное спокойствие или смятение зависят не столько от важнейших событий нашей жизни, сколько от удачного или неприятного для нас сочетания житейских мелочей.
Где надежда, там и боязнь: боязнь всегда полна надежды, надежда всегда полна боязни.
Мудрец счастлив, довольствуясь немногим, а глупцу всего мало; вот почему почти все люди несчастны.
Обычно счастье приходит к счастливому, а несчастье — к несчастному.
Человек никогда не бывает так несчастен, как ему кажется, или так счастлив, как ему хочется.
Не бывает обстоятельств столь несчастных, чтобы умный человек не мог извлечь из них какую-нибудь выгоду, но не бывает и столь счастливых, чтобы безрассудный не мог обратить их против себя.
Не так благотворна истина, как зловредна ее видимость.
Высшая ловкость состоит в том, чтобы всему знать истинную цену.
Как раз те люди, которые во что бы то ни стало хотят всегда быть правыми, чаще всего бывают неправы.
Суждения наших врагов о нас ближе к истине, чем наши собственные.
Не следует обижаться на людей, утаивших от нас правду: мы и сами постоянно утаиваем ее от себя.
Мало обладать выдающимися качествами, надо еще уметь ими пользоваться.
Умение ловко пользоваться посредственными способностями не внушает уважения — и все же нередко приносит людям больше славы, чем истинные достоинства.
В серьезных делах следует заботиться не столько о том, чтобы создавать благоприятные возможности, сколько о том, чтобы их не упускать.
Философия торжествует над горестями прошлого и будущего, но горести настоящего торжествуют над философией.
Невозмутимость мудрецов — это всего лишь умение скрывать свои чувства в глубине сердца.
Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой разум.
Уму не под силу долго разыгрывать роль сердца.
Проявить мудрость в чужих делах куда легче, нежели в своих собственных.
Люди редко бывают достаточно разумны, чтобы предпочесть полезное порицание опасной похвале.
Нет ничего глупее желания всегда быть умнее всех.
Для того, чтобы воспользоваться хорошим советом со стороны, подчас требуется не меньше ума, чем для того, чтобы подать хороший совет самому себе.
Мы находим несколько решений одного и того же вопроса не столько потому, что наш ум очень плодовит, сколько потому, что он не слишком прозорлив и, вместо того чтобы остановиться на самом лучшем решении, представляет нам без разбора все возможности сразу.
Люди мелкого ума чувствительны к мелким обидам; люди большого ума все замечают и ни на что не обижаются.
Лишены прозорливости не те люди, которые не достигают цели, а те, которые проходят мимо нее.
Можно дать другому разумный совет, но нельзя научить его разумному поведению.
Ум служит нам порою лишь для того, чтобы смелее делать глупости.
Наш ум ленивее, чем тело.
Ум ограниченный, но здравый в конце концов не так утомителен в собеседнике, как ум широкий, но путаный.
Самое причудливое безрассудство бывает обычно порождением самого утонченного разума.
Упрямство рождено ограниченностью нашего ума: мы неохотно верим тому, что выходит за пределы нашего кругозора.
Люди недалекие обычно осуждают все, что выходит за пределы их понимания.
Хитрость — признак недалекого ума.
Мы легко забываем свои ошибки, когда они известны лишь нам одним.
Есть люди, которым на роду написано быть глупцами: они делают глупости не только по собственному желанию, но и по воле судьбы.
Бывают в жизни положения, выпутаться их которых можно только с помощью изрядной доли безрассудства.
В звуке голоса, в глазах и во всем облике говорящего заключено не меньше красноречия, чем в выборе слов.
Истинное красноречие — это умение сказать все, что нужно, и не больше, чем нужно.
Всем достаточно известно, что не подобает человеку говорить о своей жене, но недостаточно известно, что еще меньше ему подобает говорить о себе.
Говорить всего труднее как раз тогда, когда стыдно молчать.
Люди охотно молчат, если тщеславие не побуждает их говорить.
Люди скорее согласятся себя чернить, нежели молчать о себе.
В то время как люди умные умеют выразить многое в немногих словах, люди ограниченные, напротив, обладают способностью много говорить — и ничего не сказать.
Ни один льстец не льстит так искусно, как себялюбие.
Изысканность ума сказывается в умении тонко льстить.
Если бы мы не льстили себе сами, нас не портила бы чужая лесть.
Лесть — это фальшивая монета, которая имеет хождение только из-за нашего тщеславия.
Иногда людям кажется, что они ненавидят лесть, в то время как им ненавистна лишь та или иная ее форма.
Куда полезнее изучать не книги, а людей.
Наше раскаяние — это обычно не столько сожаление о зле, которое совершили мы, сколько боязнь зла, которое могут причинить нам в ответ.
То, что мы принимаем за добродетель, нередко оказывается сочетанием корыстных желаний и поступков, искусно подобранных судьбой или нашей собственной хитростью; так, например, порою женщины бывают целомудренны, а мужчины — доблестны совсем не потому, что им действительно свойственны целомудрие и доблесть.
Постоянство не заслуживает ни похвал, ни порицаний, ибо в нем проявляется устойчивость вкусов и чувств, не зависящая от нашей воли.
То, что мы принимаем за благородство, нередко оказывается переряженным честолюбием, которое, презирая мелкие выгоды, прямо идет к крупным.
Великодушие всем пренебрегает, чтобы всем завладеть.
У людских достоинств, как и у плодов, есть своя пора.
Воздавать должное своим достоинствам наедине с собою столь же разумно, сколь смехотворно превозносить их в присутствии других.
Иные достоинства подобны зрению или слуху: люди, лишенные этих достоинств, не способны увидеть и оценить их в окружающих.
О достоинствах человека нужно судить не по его хорошим качествам, а по тому, как он ими пользуется.
Высшая доблесть состоит в том, чтобы совершать в одиночестве то, на что люди отваживаются лишь в присутствии многих свидетелей.
Все хотят снискать славу, но никто не хочет лишиться жизни; поэтому храбрецы проявляют не меньше находчивости и ума, чтобы избежать смерти, чем крючкотворцы — чтобы приумножить состояние.
Чтобы вступить в заговор, нужна неколебимая отвага, а чтобы стойко переносить опасности войны, хватает обыкновенного мужества.
Трусы обычно не сознают всей силы своего страха.
Опасно упрекать в робости тех, кого хотят от нее исцелить.
Не может отвечать за свою храбрость человек, который никогда не подвергался опасности.
У нас всегда достанет сил, чтобы перенести несчастье ближнего.
Своим недоверием мы оправдываем чужой обман.
На каждого человека, как и на каждый поступок, следует смотреть с определенного расстояния. Иных можно понять, рассматривая их вблизи, другие же становятся понятными только издали.
Люди кокетничают, когда делают вид, будто им чуждо любое кокетство.
Мы ничего не раздаем с такой щедростью, как советы.
Притворяясь, будто мы попали в расставленную нам ловушку, мы проявляем поистине утонченную хитрость, потому что обмануть человека легче всего тогда, когда он хочет обмануть нас.
Истинно ловкие люди всю жизнь делают вид, что гнушаются хитростью, а на самом деле они просто приберегают ее для исключительных случаев, обещающих исключительную выгоду.
Злоупотребление хитростью говорит об ограниченности ума; люди, пытающиеся прикрыть таким способом свою наготу в одном месте, неизбежно разоблачают себя в другом.
Хитрость и предательство свидетельствуют лишь о недостатке ловкости.
Вернейший способ быть обманутым — это считать себя хитрее других.
Тот, кто думает, что может обойтись без других, сильно ошибается; но тот, кто думает, что другие не могут обойтись без него, ошибается еще сильнее.
Чрезмерная поспешность в расплате за оказанную услугу есть своего рода неблагодарность.
Поистине ловок тот, кто умеет скрывать свою ловкость.
Показная простота — это утонченное лицемерие.
Мы всегда любим тех, кто восхищается нами, но не всегда любим тех, кем восхищаемся мы.
Мы нередко относимся снисходительно к тем, кто тяготит нас, но никогда не бываем снисходительны к тем, кто тяготится нами.
Пока человек в состоянии творить добро, ему не грозит опасность столкнуться с неблагодарностью.
Необычайное удовольствие, с которым мы говорим о себе, должно было бы внушить нам подозрение, что наши собеседники его отнюдь не разделяют.
Невелика беда — услужить неблагодарному, но большое несчастье — принять услугу от подлеца.
Боится презрения лишь тот, кто его заслуживает.
Мы считаем здравомыслящими лишь тех людей, которые во всем с нами согласны.
Мы потому возмущаемся людьми, которые с нами лукавят, что они считают себя умнее нас.
Нам почти всегда скучно с теми людьми, с которыми не полагается скучать.
Нам почти всегда скучно с теми, кому скучно с нами.
Когда нам удается надуть других, они редко кажутся нам такими дураками, какими кажемся мы самим себе, когда другим удается надуть нас.
Нередко нам пришлось бы стыдиться своих самых благородных поступков, если бы окружающим были известны наши побуждения.
Больше всего оживляет беседы не ум, а взаимное доверие.
Людские ссоры не длились бы так долго, если бы вся вина была на одной стороне.
Крушение всех надежд человека приятно и его друзьям и недругам.
Люди, которых мы любим, почти всегда более властны над нашей душой, нежели мы сами.
Чаще всего вызывают неприязнь те люди, которые твердо уверены во всеобщей приязни.
Уверенность в себе составляет основу нашей уверенности в других.
Все любят разгадывать других, но никто не любит быть разгаданным.
Нет вернее средства разжечь в другом страсть, чем самому хранить холод.
Не доверять друзьям позорнее, чем быть ими обманутым.
Величайший подвиг дружбы не в том, чтобы показать другу наши недостатки, а в том, чтобы открыть ему глаза на его собственные.
Мы охотно прощаем нашим друзьям недостатки, которые нас не задевают.
Будучи обмануты друзьями, мы можем равнодушно принимать проявления их дружбы, но должны сочувствовать им в их несчастьях.
В дружбе, как и в любви, чаще доставляет счастье то, чего мы не знаем, нежели то, что нам известно.
Как ни редко встречается настоящая любовь, настоящая дружба встречается еще реже.
Слишком лютая ненависть ставит нас ниже тех, кого мы ненавидим.
На свете немало таких женщин, у которых в жизни не было ни одной любовной связи, но очень мало таких, у которых была только одна.
Легкое поведение — это наименьший недостаток женщин легкого поведения.
Целомудрие женщин — это большей частью просто забота о добром имени и о покое.
Женщины не сознают всей беспредельности своего кокетства.
Непреклонная строгость поведения противна женской натуре.
Женщине легче преодолеть свою страсть, нежели свое кокетство.
Ум у большинства женщин служит не столько для укрепления их благоразумия, сколько для оправдания их безрассудств.
На свете мало порядочных женщин, которым не опостылела бы их добродетель.
Почти все порядочные женщины — это нетронутые сокровища, которые потому и в неприкосновенности, что их никто не ищет.
Женщина долго хранит верность первому своему любовнику, если только она не берет второго.
Влюбленная женщина скорее простит большую нескромность, нежели маленькую неверность.
Женщины в большинстве своем оттого так безразличны к дружбе, что она кажется им пресной в сравнении с любовью.
Когда женщина влюбляется впервые, она любит своего любовника; в дальнейшем она любит уже только любовь.
Мало на свете женщин, достоинства которых пережили бы их красоту.
Порядочная женщина — это скрытое от всех сокровище; найдя его, человек разумный не станет им хвалиться.
Большинство женщин сдается не потому, что сильна их страсть, а потому, что велика их слабость. Вот почему обычно имеют такой успех предприимчивые мужчины, хотя они отнюдь не самые привлекательные.
Чиста и свободна от влияния других страстей только та любовь, которая таится в глубине нашего сердца и неведома нам самим.
Никакое притворство не поможет долго скрывать любовь, когда она есть, или изображать — когда ее нет.
Нет таких людей, которые, перестав любить, не начали бы стыдиться прошедшей любви.
Если судить о любви по обычным ее проявлениям, она больше похожа на вражду, чем на дружбу.
Любовь одна, но подделок под нее — тысячи.
Любовь, подобно огню, не знает покоя: она перестает жить, как только перестает надеяться или бояться.
Истинная любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто ее видел.
Постоянство в любви — это вечное непостоянство, побуждающее нас увлекаться по очереди всеми качествами любимого человека, отдавая предпочтение то одному из них, то другому; таким образом, постоянство оказывается непостоянством, но ограниченным, то есть сосредоточенным на одном предмете.
Постоянство в любви бывает двух родов: мы постоянны или потому, что все время находим в любимом человеке новые качества, достойные любви, или же потому, что считаем постоянство долгом чести.
Ни в одной страсти себялюбие не царит так безраздельно, как в любви; люди всегда готовы принести в жертву покой любимого существа, лишь бы сохранить свой собственный.
Очарование новизны в любви подобно цветению фруктовых деревьев: оно быстро тускнеет и больше никогда не возвращается.
Разлука ослабляет легкое увлечение, но усиливает большую страсть, подобно тому как ветер гасит свечу, но раздувает пожар.
Мы не можем вторично полюбить тех, кого однажды действительно разлюбили.
Любовники только потому никогда не скучают друг с другом, что они все время говорят о себе.
Пока люди любят, они прощают.
В любви обман почти всегда заходит дальше недоверия.
Бывает такая любовь, которая в высшем своем проявлении не оставляет места для ревности.
Когда человек любит, он часто сомневается в том, во что больше всего верит.
Величайшее чудо любви в том, что она излечивает от кокетства.
Человек истинно достойный может быть влюблен как безумец, но не как глупец.
Тот, кого разлюбили, обычно сам виноват, что вовремя этого не заметил.
Настоящая дружба не знает зависти, а настоящая любовь — кокетства.
Верность, которую удается сохранить только ценой больших усилий, ничуть не лучше измены.
Одинаково трудно угодить и тому, кто любит очень сильно, и тому, кто уже совсем не любит.
Порою легче стерпеть обман того, кого любишь, чем услышать от него всю правду.
В волокитстве есть все, что угодно, кроме любви.
Тот, кто излечивается от любви первым,— всегда излечивается полнее.
Любая страсть толкает на ошибки, но на самые глупые толкает любовь.
На старости любви, как и на старости лет, люди еще живут для скорбей, но уже не живут для наслаждений.
Существуют разные лекарства от любви, но нет ни одного надежного.
Твердость характера заставляет людей сопротивляться любви, но в то же время она сообщает этому чувству пылкость и длительность; люди слабые, напротив, легко загораются страстью, но почти никогда не отдаются ей с головой.
Есть люди, столь поглощенные собой, что, влюбившись, они ухитряются больше думать о собственной любви, чем о предмете своей страсти.
Благоразумие и любовь не созданы друг для друга: по мере того, как растет любовь, уменьшается благоразумие.
Кто очень сильно любит, тот долго не замечает, что он-то уже не любим.
Как естественна и вместе с тем как обманчива вера человека в то, что он любим!
Любовь правильнее всего сравнить с горячкой: тяжесть и длительность той и другой нимало не зависят от нашей воли.
Ревность питается сомнениями; она умирает или переходит в неистовство, как только сомнения превращаются в уверенность.
В ревности больше себялюбия, чем любви.
Ревность всегда рождается вместе с любовью, но не всегда вместе с нею умирает.
Терзания ревности — самые мучительные из человеческих терзаний и к тому же менее всего внушающие сочувствие тому, кто их причиняет.
Ревнивая жена порою даже приятна мужу: он хотя бы все время слышит разговоры о предмете своей любви.
Чтобы оправдаться в собственных глазах, мы нередко убеждаем себя, что не в силах достичь цели; на самом же деле мы не бессильны, а безвольны.
У нас не хватает силы характера, чтобы покорно следовать всем велениям рассудка.
Предательства совершаются чаще всего не по обдуманному намерению, а по слабости характера.
Слабость характера — это единственный недостаток, который невозможно исправить.
Похвалы за доброту достоин лишь человек, у которого хватает твердости характера на то, чтобы иной раз быть злым; в противном случае доброта чаще всего говорит лишь о бездеятельности или о недостатке воли.
На свете мало недостижимых вещей; будь у нас больше настойчивости, мы могли бы отыскать путь почти к любой цели.
Иной раз нам не так мучительно покориться принуждению окружающих, как самим к чему-то себя принудить.
Истинно мягкими могут быть только люди с твердым характером; у остальных же кажущаяся мягкость — это чаще всего просто слабость, которая легко превращается в озлобленность.
Долговечность наших страстей не более зависит от нас, чем долговечность жизни.
Страсть часто превращает умного человека в глупца, но не менее часто наделяет дураков умом.
Страсти — это единственные ораторы, доводы которых всегда убедительны; их искусство рождено как бы самой природой и зиждется на непреложных законах. Поэтому человек бесхитростный, но увлеченный страстью, может убедить скорее, чем красноречивый, но равнодушный.
Страстям присущи такая несправедливость и такое своекорыстие, что доверять им опасно и следует их остерегаться даже тогда, когда они кажутся вполне разумными.
Наши страсти часто являются порождением других страстей, прямо им противоположных: скупость порой ведет к расточительности, а расточительность — к скупости; люди нередко стойки по слабости характера и отважны из трусости.
Люди часто похваляются самыми преступными страстями, но в зависти, страсти робкой и стыдливой, никто не смеет признаться.
Ум всегда в дураках у сердца.
Мы сопротивляемся нашим страстям не потому, что мы сильны, а потому, что они слабы.
Кто никогда не совершал безрассудств, тот не так мудр, как ему кажется.
Легче пренебречь выгодой, чем отказаться от прихоти.
Никакому воображению не придумать такого множества противоречивых чувств, какие обычно уживаются в одном человеческом сердце.
Те, кому довелось пережить большие страсти, потом всю жизнь и радуются своему исцелению, и горюют о нем.
Достойно вести себя, когда судьба благоприятствует, труднее, чем когда она враждебна.
Чаще всего тяготят окружающих те люди, которые считают, что они никому не могут быть в тягость.
Юношам часто кажется, что они естественны, тогда как на самом деле они просто невоспитанны и грубы.
Ничто так не мешает естественности, как желание казаться естественным.
Приличие — это наименее важный из всех законов общества и наиболее чтимый.
Наше самолюбие больше страдает, когда порицают наши вкусы, чем когда осуждают наши взгляды.
Люди не только забывают благодеяния и обиды, но даже склонны ненавидеть своих благодетелей и прощать обидчиков. Необходимость отблагодарить за добро и отомстить за зло кажется им рабством, которому они не желают покоряться.
Не будь у нас недостатков, нам было бы не так приятно подмечать их у ближних.
Если бы нас не одолевала гордость, мы не жаловались бы на гордость других.
Своекорыстие говорит на всех языках и разыгрывает любые роли — даже роль бескорыстия.
Одних своекорыстие ослепляет, другим открывает глаза.
Кто слишком усерден в малом, тот обычно становится неспособен к великому.
Ненависть к людям, попавшим в милость, вызвана любовью к этой самой милости.
В повседневной жизни наши недостатки кажутся порою более привлекательными, чем наши достоинства.
Так же легко обмануть себя и не заметить этого, как трудно обмануть другого и не быть изобличенным.
Мы так привыкли притворяться перед другими, что под конец начинаем притворяться перед собой.
В людях не так смешны те качества, которыми они обладают, как те, на которые они претендуют.
Судьба исправляет такие наши недостатки, каких не мог бы исправить даже разум.
Иные люди отталкивают, невзирая на все их достоинства, а другие привлекают при всех их недостатках.
Скупость дальше от бережливости, чем даже расточительность.
Пороки входят в состав добродетелей, как яды в состав лекарств; благоразумие смешивает их, ослабляет их действие и потом умело пользуется ими как средством против жизненных невзгод.
Только у великих людей бывают великие пороки.
Когда пороки покидают нас, мы стараемся уверить себя, что это мы покинули их.
Всецело предаться одному пороку нам обычно мешает лишь то, что у нас их несколько.
Чем бы мы ни объясняли наши огорчения, чаще всего в их основе лежит обманутое своекорыстие или уязвленное тщеславие.
Люди упрямо не соглашаются с самыми здравыми суждениями не по недостатку проницательности, а из-за избытка гордости: они видят, что первые ряды в правом деле разобраны, а последние им не хочется занимать.
Одним людям идут их недостатки, а другим даже достоинства не к лицу.
Величавость — это непостижимая уловка тела, изобретенная для того, чтобы скрыть недостатки ума.
В основе так называемой щедрости обычно лежит тщеславие, которое нам дороже всего, что мы дарим.
Гордость часто разжигает в нас зависть, и та же самая гордость нередко помогает нам с ней справиться.
У человеческих характеров, как и у некоторых зданий, несколько фасадов, причем не все они приятны на вид.
Многие презирают жизненные блага, но почти никто не способен ими поделиться.
Слабость характера нередко утешает нас в таких несчастьях, в каких бессилен утешить разум.
Признаваясь в маленьких недостатках, мы тем самым стараемся убедить окружающих в том, что у нас нет крупных.
Зависть еще непримиримее, чем ненависть.
Иные недостатки, если ими умело пользоваться, сверкают ярче любых достоинств.
Мы так нетерпимы к чужому тщеславию, что оно уязвляет наше собственное.
Любой наш недостаток более простителен, чем уловки, на которые мы идем, чтобы его скрыть.
Мы стараемся вменить себе в заслугу те недостатки, которых не желаем исправлять.
Порою из дурных качеств складываются великие таланты.
Люди независтливые встречаются еще реже, чем бескорыстные.
Никто так не торопит других, как лентяи: ублажив свою лень, они хотят казаться усердными.
Поистине необычайными достоинствами обладает тот, кто сумел заслужить похвалу своих завистников.
Иные упреки звучат как похвала, зато иные похвалы хуже злословия.
Уклонение от похвалы — это просьба повторить ее.
Жажда заслужить расточаемые нам похвалы укрепляет нашу добродетель; таким образом, похвалы нашему уму, доблести и красоте делают нас умнее, доблестнее и красивее.
Слава великих людей всегда должна измеряться способами, какими она была достигнута.
Какие бы похвалы нам ни расточали, мы не находим в них ничего для себя нового.
Мы браним себя только для того, чтобы нас похвалили.
Презрение философов к богатству было вызвано их сокровенным желанием отомстить несправедливой судьбе за то, что она не наградила их по достоинствам жизненными благами; оно было тайным средством, спасающим от унижений бедности, и окольным путем к почету, обычно доставляемому богатством.
Изящество для тела — это то же, что здравый смысл для ума.
Воздержанность в еде рождена или заботой о здоровье, или неспособностью много съесть.
Юность меняет свои вкусы из-за пылкости чувств, а старость сохраняет их неизменными по привычке.
Старики потому так любят давать хорошие советы, что уже не способны подавать дурные примеры.
К старости недостатки ума становятся все заметнее, как и недостатки внешности.
К старости люди становятся безрассуднее — и мудрее.
Равнодушие старости не больше способствует спасению души, чем пылкость юности.
Как мало на свете стариков, владеющих искусством быть стариками!
Старые безумцы еще безумнее молодых.
Невозмутимость, которую проявляют порой осужденные на казнь, равно как и презрение к смерти, говорит лишь о боязни взглянуть ей прямо в глаза; следовательно, можно сказать, что то и другое для их разума — все равно что повязка для их глаз.
Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор.
Самые смелые и самые разумные люди — это те, которые под любыми благовидными предлогами стараются не думать о смерти.
У великих людей презрение к смерти вызвано ослепляющей их любовью к славе, а у людей простых — ограниченностью, которая не позволяет им постичь всю глубину ожидающего их несчастья и дает возможность думать о вещах посторонних.
Мы всего боимся, как и положено смертным, и всего хотим, как будто награждены бессмертием.
Нам следовало бы удивляться только нашей способности чему-нибудь еще удивляться.
- Челом бить (челобитье, челобитная)Свежо предание, а верится с трудом.Как тот и славился, чья чаще гнулась шея:Как не в войне, а в мире брали лбом –Стучали об пол, не жалея! А. Грибоедов, «Горе от ума» Слово «чело» по-древнерусски значит «лоб». Мы сейчас знаем только одно выражение, в котором слова «лоб» и «бить» сочетаются: «биться лбом об стенку», то есть...
Отличный сервис на все 100
обожаю его ))