Богат
Евгений Михайлович Богат (1923—1985) — писатель–публицист.
Пока в мироздании будет существовать лицо рембрандтовского мужчины или улыбка Джоконды, культура, созданная человечеством на скромном небесном теле, названном нами Земля, не исчезнет бесследно, будет обладать, выражаясь высокопарным языком, «космической ценностью», «ценностью вечности».
Пока человек существует, он будет себя открывать.
Повседневность начинается на улице, а кончается в бесконечности.
Все человеческие вопросы… должны быть осмыслены по–новому — в поисках ошеломляюще нетрадиционных ответов.
Искусство вечно именно потому, что жизнь человеческая коротка. Это — цена…
Судить людей надо или по абсолютным нравственным нормам, или по нормам времени, в которое они живут. Но не по нормам времени, когда живем мы.
Поиск любой истины — художественной, научно–технической, а не только нравственной — заключает в себе большую этическую ценность, потому что любая истина убийственна для лжи.
Да, человек должен жить по законам вечности именно потому, что он не вечен. Если бы он был вечен, то мог бы разрешить себе «роскошь» жить по законам мгновения. Но поскольку открыть в мгновении вечность — его единственная надежда на бессмертие, то должен жить он, отрешившись от мгновения.
Самая большая трагедия для мыслящего человека — остывание страсти к познанию.
Отличие нравственных истин от научных в том, что в мире нравственных истин «изобретение велосипеда» не только не смешно, но даже важно: человек открывает то, что было высказано мудрецами две или три тысячи лет назад. Но он не повторяет, а именно открывает это сам…
Наверное, самое трагическое из несовершенств — несовершенство человека.
Отличие лжи от истины в том, в частности, что ложь может быть тотальной. А истина — не может. Она разрешает старые сомнения и порождает новые. Она не может быть тотальной, потому что она универсальна. Она дочь сомнений, и она мать сомнений. Тотальна ложь. В этом одновременно и ее мощь и ее обреченность. А истина универсальна, в этом ее уязвимость и долговечность.
Чтобы хорошо мыслить, — надо хорошо жить.
Уровень чести общества зависит от уровня уважения (даже почтения, поклонения) таланту; нет большего удара по чести, чем торжество посредственности.
И все же нет ничего ужаснее, безнадежнее трагедии всякой реализации.
Чтобы возвыситься над человечностью, надо сохранить в себе человечность…
Суета сообщает чувство бессмертности, потому что усыпляет «я» настолько основательно, что оно остается в летаргическом сне… Человек суетный как бы забывает о вековечной истине — человек смертен… Он стал для себя бессмертным, у него в запасе несколько «вечностей» и нет ни одного мгновения, когда бы он сумел, осознав собственную судьбу, стать выше нее. Бессмертны суетные, но это бессмертие почти тождественно нерожденности: они родились, и их нет, они умрут, и никто о них не вспомнит…
Может быть, самая интересная жизнь — жизнь незамечательных людей. В будущем создадут серию ЖНЛ. Жизнь Незамечательных Людей. И вот когда в этой серии начнут выходить том за томом, мы и поймем, что людей незамечательных нет.
Две навязчивые, вечные идеи сопровождали человечество на всем его долгом пути: ожидание конца мира и ожидание золотого века. Пустой страх. Пустая надежда.
Искусство жить, может быть, состоит лишь в том, чтобы не превратить маленькие ошибки в большие.
В жизни не должно быть ничего лишнего, только то, что нужно для счастья.
Жертвуя обстоятельствами, мы выигрываем судьбу.
Великие страсти и великие произведения рождаются великой неудовлетворенностью.
В молодости все мы слишком заняты собой, чтобы видеть и понимать мир. С годами утрачивается интерес к себе. И странно: именно тогда мы и открываем в себе самое духовное и сокровенное.
Сказка — высшее бытие факта.
- Адвокат дьяволаСо времен средневековья в католической церкви существует такой обычай. Когда церковь решает канонизировать, то есть признать нового святого, устраивается диспут между двумя монахами. Один всячески восхваляет умершего «мученика» или «угодника»; это – «адвокат божий» («адвокат» — от латинского слова «адвокаре»: призывать на помощь). Другому же поручается доказывать, что канонизируемый немало грешил и недостоин такого высокого...